Наши разговоры с Владимиром Гостюхиным начались на Международном кинофестивале славянских и православных народов «Золотой витязь». Дунай, город НовиСад, его величают «Сербскими Афинами». Гостюхин в неподражаемом фильме Никиты Михалкова «Урга», только что получившем Гран-при на кинофестивале в Венеции.
Затем был Ш «Золотой витязь». Приднестровье, основанный Суворовым Тирасполь. Солнечная теплая осень. И вот- Москва. Снова «Золотой витязь». Снова встреча с Гостюхиным.
— Владимир Васильевич, Вы ворвались в кинематограф как-то сразу картиной «Восхождение». Говорят, этот фильм был подражанием залежавшейся на полке киноленте «Проверка на дорогах», которая увидела свет только в "перестройку"...
— Чепуха, навет. Лариса Шепитько была абсолютно сама собой. Человеком редкой самодисциплины, внутренней энергии, резкого ироничного ума — и это при женской чуткости, такте, доброжелательной и очень непосредственной манере общения. Она говорила: «Каждое поколение как бы заново открывает для себя накопленные до него духовные ценности, тем самым приобщаясь к духовной истории своего народа». Возникла потребность прикоснуться к первичному материалу, без поправки на сиюминутные конкретные дела. Так обозначилось время действия нашего фильма — Великая Отечественная.
Условия работы на съемочной площадке были нелегкими. Киногруппа работала в Муроме в лютые морозы. Метель, ветры... Хорошо, что мой герой, этот самый предатель Рыбак, был одет в тулуп. В считанные секунды, пока камера переходила от одного плана к другому, актеров заносило снегом так, что их приходилось чуть ли не откапывать. Только разотрем лицо одному, как слышим крик: «Щеки, щеки побелели!» Для режиссера Шепитько я был актером неизвестным. В минуту знакомства ничем я ей не напоминал Рыбака. Я пришел на кинопробу с полублатной челочкой на лбу, всех удивил своими мужицкими манерами — возможно, от застенчивости. Но на первой же репетиции, как потом говорила Лариса, я так сражался с волнением, с собственной скованностью, сражался так «упорно и неповторимо» (ее слова), что невольно привлек к себе внимание. И впоследствии работал над ролью яростно. Как бы сказать, по-шукшински. Режим актеров был очень строг. Исключались все контакты, даже встречи с родными. Сон, репетиция, съемка. Съемка, репетиция, сон. И так каждый день.
Напряжение было столь велико, что после финальной сцены самоубийства, вошедшей в фильм вторым дублем, я упал на руки режиссеру и не приходил в себя минут пятнадцать... Все существо Рыбака я пропустил через себя. У меня был нарисованный синяк под глазом — след допросов немцев. Так вот, этот синяк не сходил с моего лица две недели, словно отпечатался на коже. Мистика... Это как стигматы у средневековых монахов: сущность моего персонажа стала на время моей сущностью... Я не преувеличиваю. Я вошел в образ Рыбака полностью, забыв себя, забыв время.
— А как шла Ваша жизнь до этого? До «Восхождения»? Блюдечко с голубой каемочкой? Или — лопата в руках?
— У меня нестандартный путь в искусстве. Родился я в Свердловске, в семье служащего. Родители с детства приучали меня к труду, и я всю жизнь буду благодарен им за это. Я рано начал работать. К сожалению, меня не миновали слабости молодости. Было время, когда человека по кличке «Гостюха» побаивались в Свердловске. Но однажды я вышел на сцену нашего Дома культуры (я тогда учился в радиотехникуме), и это изменило всю мою дальнейшую судьбу. Вот где оказалось мое настоящее призвание. Мое сердце до сих пор переполнено чувством благодарности Ольге Петровне Солдатовой. Это замечательный человек. Вот таких пацанов, как я, она вытягивала с улицы и приобщала к большому искусству. Я начал читать, ходить в театр, оглядываться вокруг себя, стараясь понять, что же это такое, наша жизнь. В Свердловске всегда любили театр, и каждый приезд московских артистов был событием. Теперь мне мир представлялся совсем по-другому. Моя мама, измученная моими похождениями и приводами в милицию, встала перед Ольгой Петровной на колени и благодарила ее за то, что она спасла меня от беды. Действительно, я вполне мог попасть в тюрьму и куда угодно. Спасло увлечение театром и искусством. Потом я закончил ГИТИС. А моя актерская судьба складывалась очень тяжело.
После армии — служил я в Таманской дивизии — нигде не мог устроиться. Но за помощью к отцу, в Свердловск, не обратился. Ладно, мама рано ушла из жизни. Но отцу я обузой не был... Сейчас у меня две дочери, от двух браков: одна даже успела развестись. Наверное, я плохой отец, только вижу, что до конца дней придется тащить взрослых своих детей. Как-то не могут они сами, не получается у них. Будут внуки — надо их учить жить смелее, самостоятельнее.
...Так вот, надо было зарабатывать деньги, и пошел я в театр Советской Армии мебельщиком-реквизитором. Поработал там шесть лет, таскал мебель, обставлял спектакли и, конечно, мечтал о выходе на сцену. И вот однажды заболел один из ведущих актеров, занятый в спектакле «Неизвестный солдат». Он играл старшину Бока-рева. Я знал эту роль: потому что все время присутствовал на спектаклях, мысленно выбирал для себя наиболее подходящую роль и все время репетировал в мебельном цехе. В принципе, я мог бы сыграть любого персонажа в этом спектакле. Старшина получился у меня с двух репетиций. И мне позволили играть и дальше, плата — как артисту массовки — 2,5 рубля за спектакль. Но я был счастлив. Так продолжалось три года. Случайно на спектакль пришла Светлана Климова, второй режиссер у Василия Ордынского, который снимал «Хождение по мукам». Он дал мне в своем фильме интересную роль, а уже потом меня пригласила Лариса Шепитько.
— После у вас были интересные работы в картинах «Родник», «Охота на лис». Странное дело, но в период так называемого «застоя" появлялись прекрасные фильмы.
— Тогда было меньше амбиций и больше профессионализма. Не случайно же нынче целый ряд талантливых режиссеров находится в простое. Люди так и не смогли приспособиться к новым условиям существования. В том числе, и в киноискусстве. Не случайно тот же Никита Михалков работает как бы сам по себе, надеясь на свои терпение, труд и талант. С «киношниками» он практически дела не имеет. Снимает в основном за границей. Действие «Урги» происходит в Северном Китае. С помощью французских продюсеров мы оказались там в экспедиции. Три месяца снимали в степи, ездили на лошадях, ели непривычную пищу. Филы: широко прокатывался в Европе, а в России его показывали мало. В общем, прокатывать на Родине приличное кино — целая проблема.
Фильм назвали несколько странно для русского человека: «Урга». В переводе с монгольского это — территория любви. Кстати, в итальянском варианте фильм так и называется.
— По сюжету ваш герой— шофер Сергей — вместе со своим другом-пастухом, монголом, приезжает из степи в город. Они заходят в ресторан — отметить приезд, отпраздновать встречу. Эта сцена в ресторане становится для картины почти ключевой, а главное, она проясняет характер героя.
— Там я пою вальс-реквием «На сопках Маньчжурии». Плач по русским солдатам, когда-то умиравшим здесь. Таким горем веет от вальса, так бьется память... «Тихо вокруг, сопки покрыты мглой...» Музыку написал штабс-капитан Илья Алексеевич Шатров, военный капельмейстер. В трагические недели русско-японской войны там, в Маньчжурии, Шатров был на передовой вместе со своим оркестром.
— Да, сцена в ресторане тревожит генетическую память. Может, возле этого самого китайского ресторанчика кипел бой, гибли русские солдаты. Сколько лет минуло... А музыка возвращает в прошлое, открывает такие глубины истории...
— В «Урге» не было профессиональных актеров, только я. Лишь в сцене в ресторане режиссер занял настоящих артистов. Потом они подходили ко мне и благодарили за игру. К стыду своему, до съемок я не знал слов вальса «На сопках Маньчжурии». Теперь они со мной всегда, этот текст, эта мелодия не отпускают. Я часто пою ее, эту музыку... «Вы пали за Русь, погибли вы за отчизну...» На встречах со зрителями читаю стихи Есенина и пою этот вальс.
Никита Михалков хотел меня снимать в главной роли комдива Котова в картине «Утомленные солнцем». Потом играл сам. Он правильно рассудил, что его маленькая дочь Наденька (а сыграла она поразительно) станет доверять ему больше, чем мне, чужому дяде. Ведь отец, Никита Михалков, — это отец, а не просто актер, как я для нее. Жаль, что у меня не получилось... По «чистому кино» «Утомленные солнцем» — безукоризненный фильм.
— Волею судьбы вы оказались в Минске. И сейчас там живете с семьей и работаете в Театре-студии киноактера...
— Живу в этом городе уже тринадцать лет. Люблю Беларусь и белорусов, хотя считаю себя русским художником. Лет пятнадцать я не выходил на сцену. Недавно в содружестве с художественным руководителем Театра-студии Александром Ефремовым мы поставили спектакль по замечательной пьесе Михаила Варфоломее-ва «С Новым годом!» У нас она идет под названием «Миленький ты мой». Я играю главную роль. Какое это огромное удовольствие — общение с живым зрителем!
Сейчас ищу спонсоров, попечителей, хочу поставить фильм о «черных беретах» — наших ребятах в Афганистане. Я берусь за режиссерский дебют не из тщеславия. Мне уже пятьдесят... Хочется сделать картину зрелищную и для зрителей. Не выйдет с «Черными беретами», буду умолять Владимира Богомолова отдать мне для съемок его замечательный роман «В августе сорок четвертого», (или, как позднее он был назван автором, «Момент истины»), Я уже несколько раз специально приезжал в Москву для встреч с писателем, чью военную прозу очень люблю.
Наболело на душе. Надо выразить свою идею, громко сказать свое слово. К тому же, некий вакуум вокруг себя ощущаю. Эх, были бы живы Шепитько, Тарковский, Шукшин, Солоницын, Саша Сидельников, документалист из Питера, — легче было бы дышать.
— В ваших прежних ролях было мало идеологии. Впрочем, наверное, это не совсем так. Но ведь вас не считали общественником?
— Я не был партийцем, не был даже комсомольцем. А живая идеология для меня — это дух искусства. Жизнь человеческого духа — неизменная величина. Я служу старой идеологии, а не новой власти. Я крещен в детстве своей тетей. Отец был коммунистом, и он, конечно, возмущался, что меня крестили. В экранизации романа Пикуля «Моонзунд» я играю матроса-большевика. Моонзунд защищали русские люди от германских войск. Когда грозит опасность Родине, то вместе воюют и офицеры Временного правительства, и большевики. Отечество дороже партийных разногласий. А мой Касьян из фильма «Родник»! Пахарь, трудяга, муж, отец — он оставляет родное село и в первые же дни Великой Отечественной уходит на праведную войну защищать свой очаг, свой дом, свою землю. Так поднимался весь наш народ. Самое главное для меня — это идеология духа. Ей и служу. Лишь бы не врать.
комментариев: 3
комментариев: 1
комментариев: 1
комментариев: 2
комментариев: 1
комментариев: 2
комментариев: 1
Не ждите самого подходящего времени для секса и не откладывайте его «на потом», если желанный момент так и не наступает. Вы должны понять, что, поступая таким образом, вы разрушаете основу своего брака.
У моей жены есть лучшая подруга. У всех жен есть лучшие подруги. Но у моей жены она особая. По крайней мере, так думаю я.
Исследования показали, что высокие мужчины имеют неоспоримые преимущества перед низкорослыми.
Из всех внешних атрибутов, которыми обладает женщина, наибольшее количество мужских взглядов притягивает ее грудь.
Если мы внимательно присмотримся к двум разговаривающим людям, то заметим, что они копируют жесты друг друга. Это копирование происходит бессознательно.
Дети должны радоваться, смеяться. А ему все не мило. Может быть, он болен?
Школьная неуспеваемость — что это? Лень? Непонимание? Невнимательность? Неподготовленность? Что необходимо предпринять, если ребенок получает плохие отметки?
Комментарии
+ Добавить свой комментарий
Только авторизованные пользователи могут оставлять свои комментарии. Войдите, пожалуйста.
Вы также можете войти через свой аккаунт в почтовом сервисе или социальной сети: